Дробинская А.О.

К ВОПРОСУ О “ДЕТСКИХ КАПРИЗАХ”

Наиболее частыми поводами обращения за консультацией детей третьего года жизни являются задержка речевого развития и нарушения сна. Однако при подробном расспросе родителей нередко звучат жалобы “второго ранга” – “избалованность”, “капризность”, “трудный характер” ребенка. Обычно под этими бытовыми определениями понимается неспособность ребенка самостоятельно занять себя чем-либо хотя бы на короткое время, требование постоянного присутствия матери и ее внимания, протестное поведение с элементами агрессии, игнорирование требований взрослых, выраженные, а иногда и непреодолимые трудности в ситуациях, требующих умения устанавливать отношения с другими детьми и взрослыми (например, при оформлении в детское учреждение).

Объяснение подобных особенностей поведения патофизиологическими механизмами, как правило, оказывается несостоятельным и не дает удовлетворительных способов коррекции этого круга нарушений. Диагноз “неправильное воспитание” носит оценочный, декларативный характер.
Наиболее конструктивным и, соответственно, дающим возможность коррекционного подхода, представляется анализ подобных паттернов поведения с позиций теории привязанности, получившей бурное развитие в течение последних десятилетий. Согласно этой теории, характер привязанности между ребенком и матерью в первые годы жизни закладывает основы формирующейся личности, ее будущего доверия к окружающему миру и особенности взаимоотношений с ним [5, 13, 14, 15 и др.]. Оптимальный вариант детско-материнской привязанности характеризуется наличием надежных и устойчивых отношений между ребенком и матерью, а ее расстройства могут приводить к нарушению психического созревания ребенка, дезадаптации и психосоматическим расстройствам [3, 4, 10, 11]. Это соответствует положению Л.С. Выготского о том, что любой контакт младенца с внешним миром опосредован значимым для ребенка взрослым окружением, во всякой ситуации взаимодействия ребенка с окружающим миром явно или неявно присутствует другой человек - прежде всего мать [7].
В практической работе нами было выделено три наиболее часто встречающихся и четко очерченных типа “капризного” поведения детей третьего года жизни. Первый тип проявляется так называемой симбиотической связью с матерью – чрезмерной привязанностью к матери с невозможностью оторваться от нее ни на шаг. У таких детей заметен повышенный уровень тревожности: они не могут оставаться одни, не в состоянии занять себя даже на короткое время, плохо переносят перемену обстановки, особенно смену ухаживающих взрослых, часто плохо засыпают, просыпаются по ночам с необъяснимым плачем или криком. Отсутствие матери или возможность ее ухода дезинтегрируют состояние ребенка, он тоскует, тревожно спрашивает, где она, не может заниматься чем-либо содержательным, с большим трудом переключается на общение с другими взрослыми.
Обычно такое поведение начинает вызывать беспокойство матери к 2,5 – 3 годам, когда встает вопрос об оформлении ребенка в детское учреждение. В этом возрасте у благополучно развивающихся детей отчетливо намечаются стремление к самостоятельности и самоутверждению, связанные с развитием самосознания. Ребенок с симбиотической связью с матерью не только не проявляет этих тенденций, но нередко становится еще более привязанным, тревожным, плаксивым, возможно, чувствуя утомление матери и стремление дистанцироваться от него. У таких детей крайне затруднена, а подчас и невозможна адаптация к детскому коллективу, помещение их в детское учреждение, проходящее под девизом “поплачет и привыкнет”, как правило, заканчивается выраженными невротическими или психосоматическими заболеваниями.
Второй тип поведения – это постоянное стремление привлекать внимание матери к себе с использованием всех доступных ребенку средств – от простого “дерганья” и “нытья” до протестно-агрессивных действий. Поведение ребенка словно провоцирует постоянное внимание матери, если ему не удается добиться позитивного контакта, в ход идут протестные реакции с криками, катанием по полу, отказом от еды или агрессивные по отношению к матери действия (щипание, кусание). Как правило, такие действия являются наказуемыми, но наказание вызывает лишь их трансформацию в агрессию по отношению к более уязвимым субъектам (обычно, к другим детям) или к самому себе (выдергивание у себя волос). Иногда это сопровождается действиями, компенсирующими недостаток тактильного контакта: раскачиванием, стуканием головой об предметы, перебиранием волос на голове.
Третий тип поведения в некотором роде противоположен первому. Матери жалуются на то, что ребенок не подчиняется их воспитательным воздействиям, игнорирует или “не слышит” их, нередко реагирует только на повышенный голос и угрозы наказания. В этом случае мать как бы безразлична ребенку, он не заинтересован в контакте с ней, не стремится приблизиться к ней, получить у нее поддержку, поделиться с ней своими достижениями. Такой ребенок может производить впечатление “чрезмерно самостоятельного”, может быть более общительным с малознакомыми людьми, идти к ним на руки, улыбаться, охотно вступать с ними в диалог, тогда как контакт с матерью вызывает у него гораздо меньше активности.
Наши наблюдения, совпадающие со многими литературными данными [2, 4, 6, 8, 9 и др.], показывают, что в формировании всех трех типов поведения ведущую роль играют не только и не столько патологические отклонения в состоянии ребенка, сколько особенности материнско-детских отношений, обусловленные поведением матери. Закладываясь в младенческом возрасте, они развиваются, видоизменяются, и к концу раннего детства приобретают описанный нами характер.
Отношение матери к ребенку и ее поведение в типичных ситуациях взаимодействия с ним являются главными факторами становления отношений в диаде “мать-дитя”. Они непосредственно влияют на формирование привязанности у ребенка и его поведение. Особенно важны чувствительность матери к подаваемым ребенком сигналам и характер реагирования на них, способность к стимулированию эмоционального и деятельностного контакта [1, 4, 12]. Расстройство чувствительности и реактивности матери приводит к искажению взаимоотношений в диаде “мать-дитя”, ребенок не получает достаточного ответа на те сигналы, которые он посылает окружающему миру, и не получает в результате достаточного удовлетворения своей главной потребности – чувства защищенности и надежности своего существования.
Причиной такого расстройства диадных взаимоотношений могут быть как личностные особенности матери (включая ее неудовлетворенность своим семейным статусом и отношениями в браке), так и ее психическое неблагополучие [11, 12]. И в том, и в другом случае осложняется установление близкого эмоционального контакта с младенцем.
Согласно нашим наблюдениям, в анамнезе, а нередко и в актуальном психическом статусе у матерей детей с первым типом поведения выявляются признаки тревожной депрессии. Депрессивное состояние матери, ее подавленность и дискомфорт проявляются в отсутствии уверенности в том, что она хорошо выполняет свою роль. Она постоянно испытывает тревогу за малыша, болезненно реагирует на малейшие, в том числе и мнимые признаки его неблагополучия, не может оставить его ни на секунду. Общий тревожный фон транслируется ребенку, и он действительно начинает хуже есть, спать, отказывается находиться без мамы. Тут уж у нее появляются реальные поводы для переживаний, а они естественным образом усиливают тревогу. В тревожной диаде у ребенка формируется базовое ощущение неуверенности в себе и небезопасности окружающего мира, затрудняется адаптация к его изменениям.
Такие матери считают своих детей болезненными, требующими повышенной заботы и опеки. Однако эти дети все же испытывают дефицит ласки и внимания из-за постоянного чувства тревоги и внутреннего напряжения у матери, препятствующего полноценному эмоциональному контакту с ребенком. Матери более активно реагируют на плач, чем на улыбку ребенка, провоцируя у него, таким образом, плаксиво-тревожную зависимость. Об эмоциональном дефиците таких взаимоотношений говорит тот парадоксальный факт, что дети очень болезненно переживают разлуку с матерью, плачут и капризничают в ее отсутствие, но при ее появлении не проявляют желания содержательно с ней общаться, словно ее присутствие нужно им лишь формально.
Второй тип поведения ребенка нередко формируется при наличии у матери тоскливой депрессии. Подавленная и грустная мать дистанцируется от ребенка, меньше вступает в тактильные и звуковые контакты с ним, замедленно реагирует на его дискомфорт, временами испытывает к нему враждебное отношение. Возникает ситуация депривации, которую ребенок стремится преодолеть доступными ему средствами – постоянным привлечением внимания матери, как положительного, так и отрицательного. Аутостимуляция и аутоагрессивные действия также служат крайним способом преодоления тактильной и эмоциональной депривации. В отличие от детей, растущих в обстановке психологического комфорта, такой ребенок меньше интересуется окружающим миром и изучает его, недостаточно хорошо вступает в эмоциональный контакт с близкими. В результате у него страдает способность к формированию стойких привязанностей и стабильных отношений, прежде всего, с матерью.
Третий тип поведения, получивший в литературе название “избегающей привязанности”, нередко развивается у детей, матери которых отличаются авторитарным поведением и нечувствительны к потребностям ребенка [9]. Это могут быть отвергающие и ограничивающие активность ребенка матери или матери, непоследовательные в своем поведении, реагирующие на потребности ребенка в зависимости от собственного настроения или слишком слабо, или слишком бурно. В первом случае их можно охарактеризовать как “закрыто-формальных”: они придерживаются авторитарного стиля воспитания, стараясь навязать ребенку свою систему требований. Эти матери не столько воспитывают, сколько перевоспитывают, часто пользуясь книжными рекомендациями. Во втором случае это “эго-ориентированные” матери, которые отличаются завышенной самооценкой и недостаточной самокритичностью. Они достаточно противоречивы в своем отношении к ребенку: повышенное, порой даже чрезмерное внимание к нему подчас сочетается с полным игнорированием его интересов. В этих случаях избегание ребенком контактов с матерью становится своеобразной защитой от разрушающего влияния взаимодействия с ней.
Таким образом, анализ причин и механизмов отклоняющегося поведения детей третьего года жизни, приводит к выводу, что одним из ведущих факторов его становления являются расстройства отношений в диаде “мать-дитя”. Следовательно, нормализация поведения ребенка невозможна без диагностического внимания к особенностям взаимодействия между матерью и ребенком и коррекции выявленных расстройств (психотерапевтической, а при необходимости психофармакологической). Одной из существенных трудностей этого аспекта работы является то, что мать не всегда открыта для диагностической и терапевтической интервенции, считая, что в консультировании нуждается не она, а ребенок. Другая существенная трудность состоит в том, что работа с матерью требует, как правило, не одного, а хотя бы нескольких часов, и должна проводиться специалистами по семейной психотерапии и психиатрии. Однако расширение границ диагностического поиска в сторону семейных отношений необходим, особенно в психиатрии раннего возраста, которая, по словам В.В.Ковалева, является “психиатрией детско-родительских отношений”.

По материалам работы КДЦ ИКП РАО.